Казанский феномен

«Казанский феномен» — собирательное название образовавшихся в 1980-е годы многочисленных молодёжных банд в Казани, в составе которых было достаточно много малолетних и несовершеннолетних лиц. Казанские банды отличались от аналогичных группировок гопников из других городов наличием определённой иерархии, масштабом своих действий и последствиями стычек. Банды нередко выясняли отношения в массовых драках. Среди известных банд, возвысившихся на фоне «казанского феномена» и ставших организованными преступными группировками, выделяются «Жилка», «Хади Такташ» и другие.

В 1991 году журналистка газеты «Вечерняя Казань» Любовь Агеева выпустила книгу «Казанский феномен: миф и реальность», посвящённую «казанскому феномену» и проблемам воспитания молодёжи Татарстана. Другое крупное исследование подобного феномена провёл Роберт Гараев в своей книге «Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х»: Гараев был сам одним из членов подобных банд, который издал книгу, используя собственный опыт и проведённые «полевые» эксперименты.

Образование

Согласно автору книги «Бандитская Казань», заместителю председателя Верховного суда Республики Татарстан Максиму Беляеву, предпосылки к созданию казанского «феномена» заложила банда «Тяп-Ляп» из Приволжского района: её лидеры активно привлекали на свою сторону подростков из множества посёлков, превратив большую часть молодёжных групп Приволжского района в собственные филиалы. Влияние расширялось как путём мирного вовлечения авторитетных дворовых компаний в их деятельность, так и путём драк «стенка на стенку». Апофеозом деятельности группировки стал мотопробег в августе 1978 года в Ново-Татарской слободе, в ходе которого были забиты до смерти несколько человек. После краха группировки её место заняли банды из молодых людей.

В 1980-е годы в центральных газетах и журналах, юридической литературе СССР и ряде изданий стало встречаться понятие «казанский феномен». Подростки из рабочих слободок с окраин Казани стали объединяться в молодёжные банды, носившие имена по названиям районов или улиц, на которых проживали члены данных группировок. Они начинали «делить асфальт» — вести войну за территории в городе, устраивая кровавые битвы «стенка на стенку» с использованием арматур и металлических шаров. В речи казанцев появилось такое выражение, как «сделать копилку» (пробить череп) — нанесение таких травм стало характерным для драк между малолетними бандитами. Позже подобные банды образовались во многих районах Казани: школьники, которые становились свидетелями стычек банд, загорались желанием подражать бандам, чтобы заручиться авторитетом, а позже стычки банд стали восприниматься как нечто обыденное. В связи с обилием подобных молодёжных банд Казань фактически обрела славу одной из криминальных столиц СССР, а это время, когда шли многочисленные «войны за асфальт», стало называться также «асфальтным периодом».

Причины появления

Приводятся разные причины появления молодёжных банд в Казани. По мнению Гараева, их появление могло стать одной из иллюстраций традиционного противостояния «города и деревни» в СССР: на месте неких старых общественных связей, которые были разорваны, появлялись новые. Как правило, при достаточно большом количеством молодёжи некоторые люди начинали объединяться в банды. По версии политолога Марка Галеотти, автора книги «Воры. История организованной преступности в России», уличные группировки появились как следствие «утраты связей в обществе»: в связи с отсутствием нормальных иерархий и социальных лифтов участие в такой банде позволяло человеку подняться по символической лестнице иерархии. Члены некоторых банд могли заручиться связями из правоохранительных органов или даже крупных магазинов, чтобы приобрести нужный товар или услугу. Агеева отмечала, что расцвет преступности среди молодёжи также является отражением конфликта отцов и детей: старшие возмущались тем, что молодёжь забывала их идеалы, но в то же время сами понимали, что неспособны решить те или иные проблемы; на молодёжь также накладывался отпечаток семейных проблем.

По одной из теорий, которую рассматривал Гараев, появление молодёжных группировок могло быть связано с неким проектом КГБ СССР по управлению массами молодёжи, который являлся не то социальным экспериментом, не то неким вызовом против МВД СССР, у которого с КГБ был давний конфликт. Гараев ссылается на одно из заявлений Андропова о диссидентах, космополитах и неформальной молодёжи как главных врагах советской власти, причём против последних якобы должна была бороться крепкая пролетарская молодежь. По воспоминаниям современников, сотрудники КГБ действительно часто контактировали с представителями групп и, возможно, получали от них информацию о списке участников каждой из банд. В 1990-е годы появились слухи о том, что у каждой банды есть куратор из спецслужб, однако эти слухи не выходили за пределы «старших» групп: младшим рассказывать об этом запрещалось. Боевые комсомольские дружины (БКД, расшифровывались в народе как «Бей, кого догонишь») стали злейшими врагами казанских банд: иногда в эти дружины уходили и некоторые из бандитов, затаившие обиду на своих друзей.

Агеева утверждала, что учёные только в последние годы существования СССР занялись серьёзным исследованием причин молодёжных проблем: на первых порах всё списывали на какие-то ошибки в воспитании. Одним из фактором «группировочной чумы» стал низкий уровень духовной культуры в Казани, связанный с рядом запретов (закрытием дискуссионных клубов, преследованием людей с активной жизненной позицией), а также слабо развитая социальная инфраструктура (нехватка школ, детских садов, бассейнов, кинотеатров). О социальной обусловленности молодёжных проблем центральная пресса начала писать только в 1985 году. Также Агеева соглашалась с тем фактом, что многие «естественные формы социализации подрастающего поколения» перестали действовать: по её словам, «жёсткая регламентация школьной жизни» и «авторитарность отношения со взрослыми» привели к выталкиванию ребят из основных институтов социализации и попросту позволили им войти в группировки. Граждане при этом оставались сторонними наблюдателями, давая советы только в «приказном тоне», а наиболее презрительное отношение к подросткам было со стороны студентов.

Касаемо криминального аспекта Агеева писала, что преступный мир Казани имел сильные и глубокие корни, однако предпосылки к образованию «казанского феномена» этим не ограничиваются. Согласно начальнику следственного отдела УВД дел Казанского горисполкома И. Матвееву, в официальных отчётах занижались данные об уровне преступности среди несовершеннолетних, а говорить открыто опасались. Те, кто выступал за предоставление подлинных данных, увольнялись из органов, а когда стала известна правда о малолетних группировках, милиция бросила на них все силы, попросту прекратив заниматься расследованием квартирных краж и семейных дебошей. По словам заместителя начальника УВД Казанского горисполкома Е. Гатцук, на момент существования «Тяп-Ляп» в городе были ещё несколько мелких группировок, занимавшихся целью обогащения, и разные агрессивные дворовые компании, на базе которых и стали произрастать молодёжные банды.

Описание банд

Численность

Данные о количестве казанских банд варьируются в разных источниках. В 1986 году советской милицией был составлен список из 3,5 тысяч членов уличных преступных группировок Казани; в некоторых газетах число банд варьировалось от 65 до 75, а ВЛКСМ называл цифру от 80 до 90 банд (возможно, что цифры и численность каждой банды намеренно занижали). КПСС от комсомола получила первые сведения о наличии подростковых банд в Казани в 1984—1986 годах. По словам Роберта Гараева, бывшего члена одной такой группировки и автора книги «Слово пацана», в Казани существовало не менее 150 крупных уличных банд, причём порой враждовали не только улицы, но и даже дворы. Подростки называли каждую такую дворовую компанию «конторой». Членов этих банд называли «мотальщиками».

Среди известных банд выделялись такие, как «Грязь» (Кировский район), «Сквер», «Калуга», «Слобода» (рядом с СИЗО № 2), «Жилка» (микрорайон Жилплощадка, Московский район), «Юдино» (посёлок Юдино), «Киноплёнка»; «караваевские», «светловские», «низовские», «мебелевские» и другие. По данным прокурора Бауманского района А. Мингазова, в районе орудовали пять группировок численностью по 40 человек каждая; было также выявлено 19 главарей в возрасте 30 лет (в основном ранее судимые). Одной из самых мощных группировок того времени была «Грязь» из Кировского района, которая пользовалась авторитетом во всей Казани.

Наименьшее количество банд действовало на улицах с индивидуальной застройкой и тесными старыми двориками, которые были самыми спокойными: поведение соседей контролировалось достаточно прямолинейно, но честно и гласно. Намного больше банд было на городской территории заводской застройки со сформировавшимся населением, значительную часть которого составляли ранее судимые: таковым был Соцгород с птичьим рынком.

Структура

Согласно Роберту Гараеву, в казанских бандах была сформирована собственная возрастная иерархия, которая могла насчитывать до шести уровней, однако в большинстве банд было три уровня: так называемая «скорлупа» или «шелуха» (младшие), «супера» (парни постарше) и «старшаки» (самые старшие в банде). Члены банды считали себя «уличной аристократией», а всех, кто не входил в их группировку и не имел никакого отношения к феномену (то есть не «пришит к улице»), открыто презирали и называли «чушпанами»: таких людей бандиты могли безнаказанно избить или ограбить (имели место и случаи, когда «чушпанов» забивали до смерти). Среди членов банд порой встречались и дети известных партийных деятелей: так, в доме, где селились члены обкома КПСС, обосновалась группировка «Сквер», которая влилась в состав банды «Калуга». В известной стычке на Глубоком озере участвовали преимущественно хулиганы в возрасте от 18 лет.

В каждую банду могли входить только мальчики и юноши, но с каждой бандой были связаны и так называемые «общие девочки», являвшиеся сексуальными партнёрами: пользоваться ими могли только члены банды. Среди таких девушек были как вступившие на этот путь добровольно, так и заставленные под угрозами. Согласно Агеевой, случаи групповых изнасилований участились в последние годы существования СССР, причём большинство потерпевших проживали на «чужой» для банды территории. В состав банды входили выходцы из разных семей — рабочих, служащих, интеллигенции, рядовых и руководителей; в бандах позже стали появляться не только школьники и учащиеся ПТУ, но и студенты.

Любовь Агеева приводила письмо школьника Валерия, опубликованное в газете «Вечерняя Казань» 9 апреля 1987 год, в котором он рассказывал об одной из группировок. Новичков этой группы называли «шелухой», высматривая из них потенциальных кандидатов на более высокие должности. Степень выше занимали «супера», которые сидели всегда в своём микрорайоне и не имели права выходить за его пределы, но от них требовали быть всегда на виду. Выше них шли «молодые», которые устраивали драки рано утром перед началом школьных занятий («бежали с добрым утром») или вечером («спокойной ночи»). Так называемые «средние» шли ещё выше и имели право ездить в другие микрорайоны на переговоры, объявляя войну и заключая мир, а также наказывая «молодых» за провинности. Выше всех шли «старшие», которые определяли политику группы: только они имели право ходить на дискотеки, устраивать ссоры с представителями других банд («чужими») и затевать войну против других микрорайонов. Во главе группировки стоял «автор».

Психолог Т. Горшенина называла такую банду характерной «примитивной группой» с иерархией групповых ролей (главарь, авторитет, ведомые и нормы поведения): такая группа всегда замкнута, не допускает инакомыслия и низводит отдельного человека до положения «винтика». По своей сути «молодые» и «старые» были агрессивными фанатиками, для которых существовал только культ силы и которые не думали ни о чём, кроме драк. По версии Агеевой, верхушку банд составляли те молодые люди, которые не смогли себя реализовать ни в школе, ни в ПТУ; их подчинённые в бандах легко привыкали к авторитету своих лидеров, поскольку привыкли к «абсолютному повиновению» родителям и учителям — и те, и другие считались «аутсайдерами». В банды очень часто втягивали молодых ребят, нередко проводя для приглашённых «новичков» жёсткое испытание: под угрозой расправы хулиганы требовали от «новичка» встать на колени. Если он отказывался это делать и дрался, то тогда его признавали «своим». Представитель «суперов», который отличился в драке, мог быть повышен до «молодого».

У каждой конторы был свой собственный «общак», формируемый из добровольных взносов членов этой конторы и из средств, отнятых у сверстников. Группировщики, которые занимались квартирными кражами в одиночку или небольшими компаниями, также платили бандам дань за то, что не могут быть активными членами банды. А. Салагаев в газете «Космомолец Татарии» утверждал, что сумма всех «общаков» достигала 1 миллиона рублей, а в «Литературной газете» утверждалось, что главари покупают на средства из общаков себе машины. Впрочем, представитель «тяп-ляповцев» утверждал, что лишь одна группировка может «позволить себе» такую роскошь.

Законы

В основе каждой банды лежала коллективная ответственность и железная дисциплина, что превращало банду в некую военизированную структуру: за нарушение закона «старшими» избивался не только нарушитель, но и вся его возрастная группа. У каждой группы была своя одежда (преимущественно широкие штаны и шапки-фернандельки) и свой кодекс чести, который отчасти ориентировался на здоровый образ жизни и патриотизм, а отчасти был схож с воровским законом: среди обязанностей членов банды были участие в сборах дани и «войнах» против соседних группировок. У банды могли быть свои отличительные знаки, будь то какой-либо значок или тип вязаной шапочки, по которому можно было опознать «своих» и «чужих». Главари группировок враждовали друг с другом настолько, что из принципа не шли на заключение мира, считая, что в таком случае исчезнет надобность в существовании «контор».

Банда могла проводить сборы — «простые» и «строгие». На простых сборах члены банды собирались во дворе и могли вести разговоры, «постоять часок без дела», посидеть в подъезде или поиграть в карты. На строгих сборах наказывали провинившихся (например, «суперов» за самовольную отлучку) или куда-либо бегали. Подобные сборы приводили к тому, что у школьников ухудшалась успеваемость: они не успевали делать уроки, а также попросту не могли ничем развлечься. Ряд членов банды также занимался в спортивных школах: те были освобождены от обязанностей присутствовать на всех сборах. Иногда банда требовала от всей группировки участвовать в драках, несмотря на то, что некоторые попросту боялись выходить из своего района. Многие посещали танцплощадки, но не с целью развлечения, а с целью подраться и самоутвердиться: некоторых за отказ приходить на дискотеку подвергали также наказанию (группировка могла и «опустить» провинившегося, помочившись на него). Лица с активно выраженным чувством достоинства в бандах не приживались.

Исследователи отмечали, что подросткам из банд всегда были ближе потребительские ценности и примитивная культура: из 283 жителей Жилплощадки (членов «Жилки») всего 7% читали газеты и художественную литературу, в то время как 94% посещали видеосалоны; также эти подростки не ценили никогда доброту и уступчивость. Для них были характерны полное безразличие ко всему, что выходило за интересы группы: воспитывалась своеобразная жёсткость к «чужакам». В то же время члены банд, по словам Гараева, всегда следовали принципу «слова чести», сдерживая любые данные обещания (этот принцип стал характерным для многих дворовых молодёжных группировок в России). Защищая идею лидерства, некоторые из них говорили, что дворовый лидер всегда стоит выше других по уму и жизненному опыту и способен научить не только плохому: для выживания в банде якобы было достаточно соблюдать «законы социальной справедливости, принятые в мальчишеском мире», хотя такие законы были далеки от норм обычного общения.

По словам члена банды «Юдино» Олега Николаева, члены таких банд, как «Грязь», запоминали все случаи нападения на своих людей и обязательно мстили нападавшим, попросту прививая чувство страха своим противникам. Однако выйти из банды было психологически очень сложно: к покинувшим группировку домой приходили бывшие «соратники» и вымогали деньги, нередко избивая даже при посторонних и обвиняя в предательстве. Те, кто стремился выйти из «конторы», стремились получить в драках как можно более серьёзную травму — повреждение головы автоматически означало, что группировка больше не будет беспокоить. Другие же откупались суммой в размере 250 рублей.

Мотивация

По данным опроса И. Юсупова и Э. Ахатовой от 1988 года, 52,4% учащихся ПТУ вступили в группировки добровольно, 48,1% пришли туда с целью личной защиты и только 5% сознались, что их загнали в банду силой. В 1990 году Ю. Фисин и С. Гарец в Советском районе опросили 64 группировщиков: из них 64,3% заявили, что пришли в «контору» за защитой, 52,8% назвали в качестве повода месть за себя, а 47,5% пришли мстить за товарища; те же самые 5% сказали, что вступили в контору по принуждению. Также этот опрос показал, что каждый пятый член «конторы» совершал противоправные деяния под влиянием «группового эмоционального заражения». Некоторые из хулиганов говорили, что только в группе обретали уверенность в своих силах.

В большинстве группировок запрещалось курение, употребление алкоголя и наркотиков: молодые люди занимались спортом, готовясь к службе в армии. На фоне этого группировки пользовались поддержкой от многих школьников, для которых грань между «правильным» и «неправильным» была размыта. Мальчишек в группировках также привлекала некая психологическая общность, которая обеспечивала им защиту в условиях города, поделённого на враждебные территории: в связи с этим они доверяли меньше закону и больше «конторе». Наконец, юноши рассчитывали благодаря своему статусу и силе добиться расположения со стороны девушек.

Деятельность

Подъём движения

По версии старшего следователя Ленинского РОВД Н. Быкова, после разгрома державшей в страхе Казань банды «Тяп-Ляп» стали поднимать голову другие группировки, каждая из которых захотела занять своё место на вершине преступного мира Казани. В 1982 году «казанский феномен» начал давать о себе знать, когда группировки затеяли первые массовые драки с применением кольев и других «подручных средств». В том же году директор ПТУ № 51 М. Танеева сообщила в милицию, что в училище многие ребята стали надевать значок одного образца — красный треугольник Речфлота РСФСР, а в течение недели было раскуплено 2500 таких значков. Много позже в милиции осознали, что банды придумывают таким образом собственные знаки различия. В том же году в дни майской и ноябрьской демонстрации начали стягиваться несколько группировок, которые попытались испытать силы милиции: так, когда за злостное хулиганство и групповое изнасилование были осуждены несовершеннолетний Хабибуллин с сообщниками, после судебного процесса банда их сообщников напала на конвой.

По мнению начальника республиканской инспекции по делам несовершеннолетних А.Д. Патуляна, пики активности дворовых группировок стали приходиться на годы «спячки» правоохранительных органов — после разгрома банды «Тяп-Ляп» обществу внушили, что больше угрозы безопасности нет, вследствие чего милиция попросту «проспала» становление дворовых банд, ограничиваясь только частными изменениями и не занимаясь профилактикой в достаточной мере. Начальник отдела по борьбе с организованной преступностью МВД Татарской АССР заявлял, что Казань шла к молодёжному кризису в течение 15 лет и дошла до него раньше других городов.

Глубокое озеро

Одним из наиболее известных событий периода «казанского феномена» стала драка на Глубоком озере, известная также как «ледовое побоище». Она состоялась между двумя крупнейшими бандами — «Грязь» и «Жилка», отчаянно враждовавшими друг с другом и устраивавшими стычки ещё до этого. По версии Любови Агеевой, драка произошла в январе 1984 года, по версии пресс-секретаря МВД Татарской АССР Анвара Маликова — в январе 1987 года. Считается, что в драке приняло участие около 60 группировок с обеих сторон, но точное число разнится: по словам одного из членов молодёжной банды «Киноплёнка», в драке участвовали около 30 человек из банды «караваевских» и около 200 человек из сторонников «Жилки»; по словам представителя «Жилки», она привела на встречу от силы 50 человек.

Участники встречи говорили, что в день драки на озере несколько групп школьников играли в футбол, когда появились первые агрессивно настроенные молодчики. «Жилкинские» прошли от футбольного поля на опушке леса недалеко от «Оргсинтеза», а затем вышли на Лебяжье озеро и оттуда по лесной тропе добрались до пляжа на Глубоком озере. Банды построились в две шеренги ровным строем, выгнав с озера находившихся ребят: хулиганы были вооружены арматурами и цепями, а в качестве щитов использовали детские ледянки. В начале встречи один из представителей «Жилки» подошёл к лидеру противников, обговорив с ним что-то и обменявшись рукопожатиями: когда «жилковские» стали уходить, с горы поднялся дикий крик и свист, что стало поводом для «жилковских» обратно побежать к противникам. Драки, по словам очевидцев, толком не состоялось.

По свидетельствам Маликова, кавалерийский наряд на Лебяжьем узнал от женщины, что на противоположных сторонах озера собрались агрессивные группы молодёжи. Когда кавалеристы сообщили в дежурную часть и отправились к озеру, уже около 300 человек стали сбегать на лёд, и милиция предприняла все попытки, чтобы не дать обеим сторонам начать драку. Хулиганы били милиционеров и лошадей металлическими прутами, однако при звуках сирен патрульных машин разбежались. Милицией были задержаны несколько десятков хулиганов, ещё ряд человек был арестован после того, как в травматологических пунктах объявились пострадавшие (одних поймали на выходе из леса, других задержали у «Нарата»). Лидер «Жилки» Хайдар Закиров получил 4 года тюрьмы за хулиганство, но вскоре освободился.

Неудачи милиции

В 1984—1985 годах в противоборство были втянуты почти все казанские группировки, начиная от крупных банд и заканчивая мелкой дворовой шпаной. Вмешательство милиции и использование силовых методов ненадолго помогло стабилизировать ситуацию: после амнистии нахлынула очередная волна насилия. Вернувшиеся из мест лишения свободы авторитеты узнали, что их места заняты другими людьми: многие из авторитетов решились снова пойти на преступление, чтобы доказать своё право на пребывание в банде. Пытаясь предпринять хоть какие-то меры и заставляя подростков регулярно отчитываться перед милицией, органы допустили ошибку, попросту настроив детей против горожан. Попадавший в милицию подросток подвергался жесточайшей обструкции в группировке и ещё больше психологически «накачивался». В итоге специальные планы по борьбе с групповыми нарушениями оборачивались неудачей. Некоторые из казанских «мотальщиков» стали перебираться в Москву и совершать правонарушения: хотя процент иногородних преступников из числа казанских подростков в Москве был небольшой, их выделяли из общей массы. Для своевременного предотвращения преступлений казанская милиция начала особенно тесно сотрудничать с московскими коллегами.

По данным на 1 января 1990 года на учёте в казанской милиции состояли 1218 человек в возрасте от 14 до 17 лет при том, что в Казани проживало 57 тысяч человек; по мнению социологов, эти данные были занижены и в «конторах» состояла одна четвёртая часть казанской молодёжи. Также заместитель начальника УВД казанского горисполкома отмечал, что многие из молодёжи не осуждали деяния банд, затрудняя ведение воспитательной работы. Сами же группировки были всегда мобильнее официальных структур: в случае введения запрета на выход на улицу несовершеннолетним после 21 часа они старались вернуться домой как можно скорее, проводя все драки утром; при ужесточении контроля за дворами и улицами банды выезжали за город выяснять отношения; при запрете массовых драк нормой стали групповые избиения (пять или шесть человек били одного).

Внимание общественности и прессы

Со временем позиции группировок укрепились, а их традиции стали очень и очень сильными: драки стали уже не стихийными, а организованными; сами бандиты после обращения внимания прессы стали только сильнее подогревать к себе интерес, распуская слухи и сея панику. Но хулиганы уже перестали ограничиваться обычными драками и избиениями: они нередко переделывали баллоны из-под бытовых сифонов в «бомбочки» для своих выходок, а однажды даже опрокинули троллейбус. В марте 1985 года в отделении милиции после допроса умер подросток из Кировского района: на его похороны собрались почти все молодые люди города. Ещё одним редким случаем примирения группировок стали слухи о грядущем съезде панков, которые были врагами для «контор»: злейшими врагами для банд были все субкультуры от рокеров до хиппи.

На фоне возраставших случаев беспорядков взрослые требовали ужесточить наказания для малолетних хулиганов, однако одним из наиболее шокировавших Казань случаев стало убийство шестиклассника Олега Степанова. В 1989 году первокурсник КАИ был убит одной из группировок, что привело к организации студенческой демонстрации в мае того же года с призывом избавить город от «гопников». После того, как на «казанский феномен» в атмосфере гласности обратила внимание западная пресса, члены группировок вынуждены были на какое-то время свою деятельность: журналисты ФРГ, Австрии, Испании и Швейцарии в течение трое суток во время своей командировки искали в Казани хоть кого-то из бандитов, найдя только одного из дважды судимых «авторитетов», который старательно делал вид, что впервые слышит о подобном термине. Как позже выяснилось, группировки стали назначать каждый раз новое место сбора.

Реакция

Пресса

В газете «Вечерняя Казань» нередко обсуждались вопросы трудового воспитания и профессиональной ориентации молодёжи, а в 1979—1981 годах выходила рубрика «Дай руку, подросток», посвящённая проблемам воспитания. В редакцию газеты приходили множество писем, посвящённых советам по обучению молодых людей, но жалоб о драках не было. Первое сообщение о драках датировалось 4 сентября 1980 года, когда вышла статья о суде над подростком Леонидом С., который устроил драку с мальчишками в посёлке (он был на учёте в инспекции по делам несовершеннолетних). Позже в газетах «Вечерняя Казань» и «Советская Татария» стали появляться больше публикаций о хулиганских выходках молодёжи, начиная от избиении мальчика на хоккейной площадке и заканчивая разгромом троллейбуса. Несмотря на в целом спокойную обстановку в городе, у журналистов возникало беспокойство. Писатель Наби Даули ещё в апреле 1986 года заявил, что если горожане не задумаются о том, откуда берётся такая агрессия у подростков, последствия для города и общества могут стать катастрофическими.

Горисполком Казани, по свидетельствам журналистов, сначала не придавал значения дракам, но после обострения ситуации решил справляться собственными силами, не привлекая журналистов. Когда ситуация вышла из-под контроля и из Москвы стали приезжать комиссии, в горкоме решили попросту запретить любые публикации. В июне 1986 года четыре статьи Любови Агеевой для газеты «Вечерняя Казань», написанные по просьбе секретаря горкома КПСС по идеологии Ф. Зиятдиновой, в итоге отказались публиковать, ссылаясь на решение горкома, но спустя несколько месяцев первый секретарь горкома М. Сухов всё же добился публикации. Агеева попыталась отправить статью в «Литературную газету», однако некое высокое должностное лицо из ЦК КПСС запретило публиковать материал, опасаясь, что это ударит по репутации комсомола на фоне недавнего съезда.

В 1980-е годы в газету «Вечерняя Казань» стали поступать всё больше писем от подростков, которые объясняли возможные причины вступления в банды и выражали желание быть услышанными и добиться прекращения насилия в городе. Взрослые же поначалу активно критиковали подростков, всячески осуждая их компании, но затем в их письмах стали появляться всё больше конструктивных размышлений. Среди писем, отправленных от имени подростков, часто встречались откровенные мистификации, авторы которых прокалывались на малейших деталях. В других письмах авторы отождествляли подростков с бунтарями против тоталитарной системы, которые считали, что все окружающие их люди неправы, а после бесплодных попыток убедить в этом начали мстить людям, сведя смысл своей жизни к совершению преступлений и мести обществу.

По оценке Агеевой, при подготовке репортажей о «казанском феномене» московские и казанские журналисты нередко допускали грубые фактические ошибки или даже выдумывали события и факты: этому возмущались даже дожившие до тех дней члены группировки «Тяп-Ляп», а прессу обвиняли в запугивании читателей.

Научный взгляд

В 1989 году в Минске состоялась Всесоюзная конференция по вопросам молодёжной преступности, на которой присутствовал начальник отдела по борьбе с организованной преступностью МВД Татарской АССР С.О.Тесис: по его мнению, наука не могла дать конкретных рекомендаций, однако ситуацию немного облегчила социологическая лаборатория Казанского университета во главе с А.Сагалаевым. По мнению Тесиса, использовать исключительно милицейские методы для решения молодёжных проблем было ошибкой, поскольку авторитет милиции у населения падал, а сами сотрудники хотели сменить работу из-за перегрузок.

К 1991 году, согласно Агеевой, начали выпускаться работы учёных НИИ профтехпедагогики Академии педагогических наук СССР, социологической лаборатории КГУ, Казанского филиала Московской высшей заочной юридической школы и других университетов — работы, посвящённые проблемам молодёжи. В работах проблема «казанского феномена» рассматривалась с разных точек зрения, но однозначный ответ на вопрос о его причинах возникновения и способов борьбы с ним не давала. По словам кандидата философских наук Н. С. Фатхуллина и кандидата юридических наук Р. М. Валеева от 1985 года, не наблюдалось надёжного управления социализацией подрастающего поколения.

Административные меры

Для борьбы против «казанского феномена» выделялись куда более крупные средства для обеспечения милиции, чем на нужды школ или объектов соц-культбыта. В то же время предпринимались и другие шаги: в начальных классах школ ввели пятидневку, в старших классах ввели зачётную систему знаний; появились классы с углублённым изучением предметов (в том числе татарского языка и культуры). Также в профтехучилищах были изменены учебные планы. Вместе с тем руководство города чаще вело борьбу с последствиями феномена, а не его причинами: эффективность работы с подростками, по мнению Агеевой, оценивалась руководством «количеством проведенных мероприятий». Так, клубы выходного дня в школах и «второе расписание» в ПТУ, изначально оценивавшиеся как перспективные варианты, были реализованы неверно.

В 1986 году по инициативе горкома партии состоялась публичная встреча казанцев, в ходе которой люди впервые высказались о проблеме, также состоялась дискуссия в Доме политического просвещения. Тем не менее, дальше громких заявлений и призывов дело так и не сдвинулось из-за бюрократических трудностей: по свидетельствам партийных деятелей, имела место преимущественно «имитация работы» в виде огромного количества профилактических бесед и проведённых «для галочки» мероприятий. Редким исключением стало образование объединения «Коммунар», отвечавшего за работу по месту жительства, и возникшие в 1986 году социально-педагогические комплексы в Казани с последующими праздниками улиц и дворов.

Конец феномена

С одной стороны, в конце 1980-х годов заместитель начальника УВД Казанского горисполкома Е. Гатцук утверждал, что ситуацию с «казанским феноменом» удалось переломить: милиции удалось выявить ребят из групп риска во всех первых классах казанских школ, которым требуется помощь психологов, педагогов и медиков, чтобы они не стали на преступную дорогу. С другой стороны, распад СССР и все его политические и экономические последствия способствовали распаду системы уличных группировок в связи с радикальной сменой ценностей общества.

Однако именно из подростковых банд вышли бойцы и лидеры многих особо опасных казанских преступных группировок 1990-х годов, которые стали известны по всей России. Некоторые из членов казанских банд решили уйти в бизнес, причём нередко источниками их заработков становился рэкет. Сторонники «традиционных» банд считали презирали таких людей, всегда противопоставляя себя «торгашам»: для себя они считали главным наличие силы, предпочитая «встать в отмах» (то есть при малейшем оскорблении ввязывались в драку, заставляя хулигана отвечать за слова). Так или иначе, но многие группировки не раскрывали всех своих секретов, и все оценки специалистов от психологов до криминалистов лишь были приблизительными.

По мнению Роберта Гараева, в современных преступных группировках Казани числятся выходцы из средней Азии, однако среди них нет современных детей. Дети, по его мнению, могут найти себе «дело по душе», а «казанский феномен» лишь доказал свою неработоспособность в качестве «эксперимента». В то же время некоторые исследователи и чиновники полагают, что зародившееся в 2010-е годы подростковое движение «АУЕ» — своеобразная реинкарнация «казанского феномена»; сам же Гараев предполагает, что группировки хоть и исчезли из поля зрения обычных людей, но оказались «на обочине жизни».

В культуре

В 2016 году арт-директор издания «Инде» Анастасия Ярушкина выпустила коллекцию футболок с названиями казанских преступных группировок, которые выросли из дворовых банд, и фотографиями некоторых их членов — среди названий фигурировали «Хади Такташ», «Квартал», «Жилка» и «Теплоконтроль». Реакция казанцев оказалась неоднозначной: многие осудили инициативу, расценив как попытку героизации преступников, а автор серии книг «Бандитский Татарстан» назвал коллекцию футболок банальной попыткой коммерциализации «казанского феномена».